chore: add i18n sample articles

src/content/posts/Markdown Style Guide-en.md

@@ -3,8 +3,8 @@ title: Markdown Style Guide
 published: 2025-03-08
 updated: 2025-03-12
 tags: ["Guide"]
+draft: true
 pin: 1
-lang: en
 abbrlink: markdown-style-guide
 ---
 

src/content/posts/Markdown Style Guide-zh.md

@@ -1,85 +0,0 @@
----
-title: Markdown 样式指南
-published: 2025-03-08
-updated: 2025-03-12
-tags: ["指南"]
-pin: 1
-lang: zh
-abbrlink: markdown-style-guide
----
-
-FROM https://github.com/saicaca/fuwari
-
-## GitHub Repository Cards
-You can add dynamic cards that link to GitHub repositories, on page load, the repository information is pulled from the GitHub API.
-
-::github{repo="Fabrizz/MMM-OnSpotify"}
-
-Create a GitHub repository card with the code `::github{repo="<owner>/<repo>"}`.
-
-```markdown
-::github{repo="saicaca/fuwari"}
-```
-
-## Admonitions
-
-Following types of admonitions are supported: `note` `tip` `important` `warning` `caution`
-
-:::note
-Highlights information that users should take into account, even when skimming.
-:::
-
-:::tip
-Optional information to help a user be more successful.
-:::
-
-:::important
-Crucial information necessary for users to succeed.
-:::
-
-:::warning
-Critical content demanding immediate user attention due to potential risks.
-:::
-
-:::caution
-Negative potential consequences of an action.
-:::
-
-### Basic Syntax
-
-```markdown
-:::note
-Highlights information that users should take into account, even when skimming.
-:::
-
-:::tip
-Optional information to help a user be more successful.
-:::
-```
-
-### Custom Titles
-
-The title of the admonition can be customized.
-
-:::note[MY CUSTOM TITLE]
-This is a note with a custom title.
-:::
-
-```markdown
-:::note[MY CUSTOM TITLE]
-This is a note with a custom title.
-:::
-```
-
-### GitHub Syntax
-
-> [!TIP]
-> [The GitHub syntax](https://github.com/orgs/community/discussions/16925) is also supported.
-
-```
-> [!NOTE]
-> The GitHub syntax is also supported.
-
-> [!TIP]
-> The GitHub syntax is also supported.
-```

src/content/posts/Theme Guide-es.md

@@ -0,0 +1,11 @@
+---
+title: Guía del Tema
+published: 2025-01-26
+updated: 2025-03-12
+tags: ["Tema de Blog","Guía"]
+pin: 99
+lang: es
+abbrlink: theme-guide
+---
+
+Retypeset es un tema de blog estático basado en el framework [Astro](https://astro.build/), inspirado en [Typography](https://astro-theme-typography.vercel.app/). Retypeset establece un nuevo estándar visual y reimagina la disposición de todas las páginas, ofreciendo una experiencia de lectura similar a la de los libros impresos, reviviendo la belleza de la tipografía. Detalles en cada mirada, elegancia en cada espacio.

src/content/posts/Theme Guide-ja.md

@@ -0,0 +1,11 @@
+---
+title: テーマ使用ガイド
+published: 2025-01-26
+updated: 2025-03-12
+tags: ["ブログテーマ","ガイド"]
+pin: 99
+lang: ja
+abbrlink: theme-guide
+---
+
+Retypeset は [Astro](https://astro.build/) フレームワークをベースにした静的ブログテーマで、[Typography](https://astro-theme-typography.vercel.app/) からインスピレーションを得ています。新しい視覚的標準を確立し、すべてのページのレイアウトを再考することで、紙の本のような読書体験を提供し、タイポグラフィの美しさを蘇らせます。細部へのこだわりと、洗練された空間デザインが特徴です。

src/content/posts/Theme Guide-ru.md

@@ -0,0 +1,11 @@
+---
+title: Руководство по теме
+published: 2025-01-26
+updated: 2025-03-12
+tags: ["Тема блога","Руководство"]
+pin: 99
+lang: ru
+abbrlink: theme-guide
+---
+
+Retypeset — это статическая тема блога, основанная на фреймворке [Astro](https://astro.build/) и вдохновленная [Typography](https://astro-theme-typography.vercel.app/). Retypeset устанавливает новый визуальный стандарт и переосмысливает компоновку всех страниц, предлагая опыт чтения, подобный бумажным книгам, возрождая красоту типографики. Детали в каждом взгляде, элегантность в каждом пространстве.

src/content/posts/Theme Guide-zh-tw.md

@@ -0,0 +1,11 @@
+---
+title: 主題上手指南
+published: 2025-01-26
+updated: 2025-03-12
+tags: ["部落格主題","指南"]
+pin: 99
+lang: zh-tw
+abbrlink: theme-guide
+---
+
+Retypeset 是一款基於 [Astro](https://astro.build/) 框架的靜態博客主題，設計靈感來自 [Typography](https://astro-theme-typography.vercel.app/)。本主題通過建立全新的視覺規範，對所有頁面進行重新編排，打造紙質書頁般的閱讀體驗，再現版式之美。所見皆為細節，方寸盡顯優雅。

src/content/posts/Universal Article.md

@@ -1,15 +0,0 @@
----
-title: Universal Article
-published: 2025-03-12
----
-这是一篇多语言通用文章，会在所有语言版本的首页中显示。
-
-這是一篇多語言通用文章，會在所有語言版本的首頁中顯示。
-
-これは多言語の汎用記事で、すべての言語バージョンのホームページに表示されます。
-
-This is a multilingual universal article that will be displayed on the homepage of all language versions.
-
-Este es un artículo universal multilingüe que se mostrará en la página principal de todas las versiones de idioma.
-
-Это многоязычная универсальная статья, которая будет отображаться на главной странице всех языковых версий.

src/content/posts/example/A Tale of Two Cities-en.md

@@ -0,0 +1,125 @@
+---
+title: Повесть о двух городах
+published: 1859-11-21
+tags: ["Charles Dickens", "Classic Literature"]
+lang: en
+---
+
+It was the Dover road that lay, on a Friday night late in November, before the first of the persons with whom this history has business. The Dover road lay, as to him, beyond the Dover mail, as it lumbered up Shooter's Hill. He walked up hill in the mire by the side of the mail, as the rest of the passengers did; not because they had the least relish for walking exercise, under the circumstances, but because the hill, and the harness, and the mud, and the mail, were all so heavy, that the horses had three times already come to a stop, besides once drawing the coach across the road, with the mutinous intent of taking it back to Blackheath. Reins and whip and coachman and guard, however, in combination, had read that article of war which forbade a purpose otherwise strongly in favour of the argument, that some brute animals are endued with Reason; and the team had capitulated and returned to their duty.
+
+With drooping heads and tremulous tails, they mashed their way through the thick mud, floundering and stumbling between whiles, as if they were falling to pieces at the larger joints. As often as the driver rested them and brought them to a stand, with a wary "Wo-ho! so-ho-then!" the near leader violently shook his head and everything upon it--like an unusually emphatic horse, denying that the coach could be got up the hill. Whenever the leader made this rattle, the passenger started, as a nervous passenger might, and was disturbed in mind.
+
+There was a steaming mist in all the hollows, and it had roamed in its forlornness up the hill, like an evil spirit, seeking rest and finding none. A clammy and intensely cold mist, it made its slow way through the air in ripples that visibly followed and overspread one another, as the waves of an unwholesome sea might do. It was dense enough to shut out everything from the light of the coach-lamps but these its own workings, and a few yards of road; and the reek of the labouring horses steamed into it, as if they had made it all.
+
+Two other passengers, besides the one, were plodding up the hill by the side of the mail. All three were wrapped to the cheekbones and over the ears, and wore jack-boots. Not one of the three could have said, from anything he saw, what either of the other two was like; and each was hidden under almost as many wrappers from the eyes of the mind, as from the eyes of the body, of his two companions. In those days, travellers were very shy of being confidential on a short notice, for anybody on the road might be a robber or in league with robbers. As to the latter, when every posting-house and ale-house could produce somebody in "the Captain's" pay, ranging from the landlord to the lowest stable non-descript, it was the likeliest thing upon the cards. So the guard of the Dover mail thought to himself, that Friday night in November, one thousand seven hundred and seventy-five, lumbering up Shooter's Hill, as he stood on his own particular perch behind the mail, beating his feet, and keeping an eye and a hand on the arm-chest before him, where a loaded blunderbuss lay at the top of six or eight loaded horse-pistols, deposited on a substratum of cutlass.
+
+The Dover mail was in its usual genial position that the guard suspected the passengers, the passengers suspected one another and the guard, they all suspected everybody else, and the coachman was sure of nothing but the horses; as to which cattle he could with a clear conscience have taken his oath on the two Testaments that they were not fit for the journey.
+
+"Wo-ho!" said the coachman. "So, then! One more pull and you're at the top and be damned to you, for I have had trouble enough to get you to it!--Joe!"
+
+"Halloa!" the guard replied.
+
+"What o'clock do you make it, Joe?"
+
+"Ten minutes, good, past eleven."
+
+"My blood!" ejaculated the vexed coachman, "and not atop of Shooter's yet! Tst! Yah! Get on with you!"
+
+The emphatic horse, cut short by the whip in a most decided negative, made a decided scramble for it, and the three other horses followed suit. Once more, the Dover mail struggled on, with the jack-boots of its passengers squashing along by its side. They had stopped when the coach stopped, and they kept close company with it. If any one of the three had had the hardihood to propose to another to walk on a little ahead into the mist and darkness, he would have put himself in a fair way of getting shot instantly as a highwayman.
+
+The last burst carried the mail to the summit of the hill. The horses stopped to breathe again, and the guard got down to skid the wheel for the descent, and open the coach-door to let the passengers in.
+
+"Tst! Joe!" cried the coachman in a warning voice, looking down from his box.
+
+"What do you say, Tom?"
+
+They both listened.
+
+"I say a horse at a canter coming up, Joe."
+
+"I say a horse at a gallop, Tom," returned the guard, leaving his hold of the door, and mounting nimbly to his place. "Gentlemen! In the king's name, all of you!"
+
+With this hurried adjuration, he cocked his blunderbuss, and stood on the offensive.
+
+The passenger booked by this history, was on the coach-step, getting in; the two other passengers were close behind him, and about to follow. He remained on the step, half in the coach and half out of; they remained in the road below him. They all looked from the coachman to the guard, and from the guard to the coachman, and listened. The coachman looked back and the guard looked back, and even the emphatic leader pricked up his ears and looked back, without contradicting.
+
+The stillness consequent on the cessation of the rumbling and labouring of the coach, added to the stillness of the night, made it very quiet indeed. The panting of the horses communicated a tremulous motion to the coach, as if it were in a state of agitation. The hearts of the passengers beat loud enough perhaps to be heard; but at any rate, the quiet pause was audibly expressive of people out of breath, and holding the breath, and having the pulses quickened by expectation.
+
+The sound of a horse at a gallop came fast and furiously up the hill.
+
+"So-ho!" the guard sang out, as loud as he could roar. "Yo there! Stand! I shall fire!"
+
+The pace was suddenly checked, and, with much splashing and floundering, a man's voice called from the mist, "Is that the Dover mail?"
+
+"Never you mind what it is!" the guard retorted. "What are you?"
+
+"Is that the Dover mail?"
+
+"Why do you want to know?"
+
+"I want a passenger, if it is."
+
+"What passenger?"
+
+"Mr. Jarvis Lorry."
+
+Our booked passenger showed in a moment that it was his name. The guard, the coachman, and the two other passengers eyed him distrustfully.
+
+"Keep where you are," the guard called to the voice in the mist, "because, if I should make a mistake, it could never be set right in your lifetime. Gentleman of the name of Lorry answer straight."
+
+"What is the matter?" asked the passenger, then, with mildly quavering speech. "Who wants me? Is it Jerry?"
+
+("I don't like Jerry's voice, if it is Jerry," growled the guard to himself. "He's hoarser than suits me, is Jerry.")
+
+"Yes, Mr. Lorry."
+
+"What is the matter?"
+
+"A despatch sent after you from over yonder. T. and Co."
+
+"I know this messenger, guard," said Mr. Lorry, getting down into the road--assisted from behind more swiftly than politely by the other two passengers, who immediately scrambled into the coach, shut the door, and pulled up the window. "He may come close; there's nothing wrong."
+
+"I hope there ain't, but I can't make so 'Nation sure of that," said the guard, in gruff soliloquy. "Hallo you!"
+
+"Well! And hallo you!" said Jerry, more hoarsely than before.
+
+Original
+"Come on at a footpace! d'ye mind me? And if you've got holsters to that saddle o' yourn, don't let me see your hand go nigh 'em. For I'm a devil at a quick mistake, and when I make one it takes the form of Lead. So now let's look at you."
+
+The figures of a horse and rider came slowly through the eddying mist, and came to the side of the mail, where the passenger stood. The rider stooped, and, casting up his eyes at the guard, handed the passenger a small folded paper. The rider's horse was blown, and both horse and rider were covered with mud, from the hoofs of the horse to the hat of the man.
+
+"Guard!" said the passenger, in a tone of quiet business confidence.
+
+The watchful guard, with his right hand at the stock of his raised blunderbuss, his left at the barrel, and his eye on the horseman, answered curtly, "Sir."
+
+"There is nothing to apprehend. I belong to Tellson's Bank. You must know Tellson's Bank in London. I am going to Paris on business. A crown to drink. I may read this?"
+
+"If so be as you're quick, sir."
+
+He opened it in the light of the coach-lamp on that side, and read--first to himself and then aloud: "'Wait at Dover for Mam'selle.' It's not long, you see, guard. Jerry, say that my answer was, Recalled to life."
+
+Jerry started in his saddle. "That's a Blazing strange answer, too," said he, at his hoarsest.
+
+"Take that message back, and they will know that I received this, as well as if I wrote. Make the best of your way. Good night."
+
+With those words the passenger opened the coach-door and got in; not at all assisted by his fellow-passengers, who had expeditiously secreted their watches and purses in their boots, and were now making a general pretence of being asleep. With no more definite purpose than to escape the hazard of originating any other kind of action.
+
+The coach lumbered on again, with heavier wreaths of mist closing round it as it began the descent. The guard soon replaced his blunderbuss in his arm-chest, and, having looked to the rest of its contents, and having looked to the supplementary pistols that he wore in his belt, looked to a smaller chest beneath his seat, in which there were a few smith's tools, a couple of torches, and a tinder-box. For he was furnished with that completeness that if the coach-lamps had been blown and stormed out, which did occasionally happen, he had only to shut himself up inside, keep the flint and steel sparks well off the straw, and get a light with tolerable safety and ease (if he were lucky) in five minutes.
+
+"Tom!" softly over the coach roof.
+
+"Hallo, Joe."
+
+"Did you hear the message?"
+
+"I did, Joe."
+
+"What did you make of it, Tom?"
+
+"Nothing at all, Joe."
+
+"That's a coincidence, too," the guard mused, "for I made the same of it myself."
+
+Jerry, left alone in the mist and darkness, dismounted meanwhile, not only to ease his spent horse, but to wipe the mud from his face, and shake the wet out of his hat-brim, which might be capable of holding about half a gallon. After standing with the bridle over his heavily-splashed arm, until the wheels of the mail were no longer within hearing and the night was quite still again, he turned to walk down the hill.
+
+"After that there gallop from Temple Bar, old lady, I won't trust your fore-legs till I get you on the level," said this hoarse messenger, glancing at his mare. "'Recalled to life.' That's a Blazing strange message. Much of that wouldn't do for you, Jerry! I say, Jerry! You'd be in a Blazing bad way, if recalling to life was to come into fashion, Jerry!"

src/content/posts/example/A Tale of Two Cities-es.md

@@ -0,0 +1,125 @@
+---
+title: Una historia de dos ciudades
+published: 1859-11-21
+tags: ["Charles Dickens", "Literatura Clásica"]
+lang: es
+---
+
+Era el camino de Dover el que se extendía, una noche de viernes a finales de noviembre, ante la primera de las personas con las que trata esta historia. El camino de Dover se extendía, para él, más allá del correo de Dover, mientras subía pesadamente por Shooter's Hill. Subió la colina a través del lodo junto al correo, como el resto de los pasajeros; no porque les apeteciera caminar en esas circunstancias, sino porque la colina, los arreos, el barro y el correo eran tan pesados que los caballos ya se habían detenido tres veces, además de una vez arrastrando el carruaje al otro lado de la carretera, con la intención amotinada de llevarlo de vuelta a Blackheath. Sin embargo, las riendas, el látigo, el cochero y la guardia, en conjunto, habían leído ese artículo de guerra que prohibía un propósito que, por lo demás, apoyaba firmemente el argumento de que algunos animales brutos están dotados de razón; y el tiro había capitulado y había vuelto a su deber.
+
+Con la cabeza gacha y la cola temblorosa, se abrían paso a trompicones por el espeso barro, dando tumbos y tropezando entre un rato y otro, como si se desmoronaran por las articulaciones. Cada vez que el cochero les daba un descanso y los detenía, con un cauteloso "¡Guau! ¡Guau!", el que iba delante sacudía violentamente la cabeza y todo lo que llevaba encima, como un caballo inusualmente enfático, negando que el carruaje pudiera subir la colina. Cada vez que el cochero hacía este traqueteo, el pasajero se sobresaltaba, como podría hacerlo un pasajero nervioso, y se perturbaba mentalmente.
+
+Había una niebla humeante en todas las hondonadas, y había vagado en su desolación colina arriba, como un espíritu maligno, buscando descanso sin encontrarlo. Una niebla húmeda e intensamente fría, se abría paso lentamente por el aire en ondas que se sucedían y se extendían visiblemente unas a otras, como podrían hacerlo las olas de un mar insalubre. Era lo suficientemente densa como para ocultar todo de la luz de los faroles del carruaje, salvo sus propios mecanismos y unos pocos metros de camino; y el hedor de los caballos al trabajar se filtraba en ella, como si ellos lo hubieran creado todo.
+
+Otros dos pasajeros, además de uno, subían la colina junto al correo. Los tres iban abrigados hasta los pómulos y las orejas, y calzaban botas altas. Ninguno de los tres habría podido decir, por lo que vio, cómo era el otro; y cada uno estaba oculto bajo casi tantas vendas, tanto para la mente como para el cuerpo de sus dos compañeros. En aquellos tiempos, los viajeros eran muy reticentes a ser confidenciales con poca antelación, pues cualquiera en el camino podía ser un ladrón o estar en complicidad con ladrones. En cuanto a esto último, cuando cada casa de postas y taberna podía producir a alguien a sueldo de "Capitán", desde el posadero hasta el más insignificante empleado de cuadra, era lo más probable. Así pensó el guardia del correo de Dover aquella noche de viernes de noviembre de mil setecientos setenta y cinco, mientras subía pesadamente Shooter's Hill, de pie en su particular percha detrás del correo, golpeando los pies y manteniendo un ojo y una mano en el arcón que tenía delante, donde un trabuco cargado yacía encima de seis u ocho pistolas de caballo cargadas, depositadas sobre un sustrato de machete.
+
+El correo de Dover estaba en su habitual y cordial situación: el guardia sospechaba de los pasajeros, los pasajeros sospechaban entre sí y del guardia, todos sospechaban de todos los demás, y el cochero no estaba seguro de nada excepto de los caballos; respecto de los cuales, con la conciencia tranquila, podía haber jurado bajo juramento sobre los dos Testamentos que no eran aptos para el viaje.
+
+¡Guau! —dijo el cochero—. ¡Pues bien! ¡Un tirón más y llegarás arriba, y maldita sea, porque ya me costó bastante conseguir que llegaras! ¡Joe!
+
+"¡Hola!" respondió el guardia.
+
+"¿A qué hora lo dices, Joe?"
+
+"Diez minutos, bien, pasadas las once."
+
+—¡Mi sangre! —exclamó el cochero enfadado—. ¡Y aún no está en Shooter's! ¡Tst! ¡Sí! ¡Sigue!
+
+El enfático caballo, interrumpido por el látigo en una rotunda negativa, se lanzó a por él, y los otros tres caballos lo imitaron. Una vez más, el correo de Dover avanzó con dificultad, con las botas de sus pasajeros apretujándose a su lado. Se habían detenido cuando el carruaje se detuvo, y lo siguieron de cerca. Si alguno de los tres hubiera tenido la osadía de proponerle a otro que caminara un poco más adelante, adentrándose en la niebla y la oscuridad, se habría arriesgado a ser fusilado al instante como salteador de caminos.
+
+La última ráfaga llevó el correo a la cima de la colina. Los caballos se detuvieron para respirar de nuevo, y el guardia bajó para derrapar la rueda para el descenso y abrir la puerta del coche para que subieran los pasajeros.
+
+—¡Tst! ¡Joe! —gritó el cochero con voz de advertencia, mirando hacia abajo desde su pescante.
+
+"¿Qué dices, Tom?"
+
+Ambos escucharon.
+
+"Digo que viene un caballo al galope, Joe."
+
+—¡Diga un caballo al galope, Tom! —respondió el guardia, soltando la puerta y subiendo ágilmente a su sitio—. ¡Caballeros! ¡En nombre del rey, todos!
+
+Con este apresurado conjuro, amartilló su trabuco y pasó a la ofensiva.
+
+El pasajero registrado en esta historia estaba en el escalón del coche, subiendo; los otros dos pasajeros lo seguían de cerca, a punto de seguirlo. Él permaneció en el escalón, medio dentro del coche y medio fuera; ellos permanecieron en la calle, debajo de él. Todos miraban del cochero al guardia, y del guardia al cochero, y escuchaban. El cochero miró hacia atrás, el guardia también, e incluso el enfático líder aguzó el oído y miró hacia atrás, sin contradecir.
+
+El silencio que siguió al cesar el traqueteo y el esfuerzo del carruaje, sumado a la quietud de la noche, lo hacía realmente silencioso. El jadeo de los caballos transmitía un movimiento trémulo al carruaje, como si estuviera en estado de agitación. Los corazones de los pasajeros latían tan fuerte que quizá se oían; pero, en cualquier caso, la pausa silenciosa era claramente audible: gente sin aliento, conteniendo la respiración y con el pulso acelerado por la expectación.
+
+El sonido de un caballo al galope llegó rápido y furioso colina arriba.
+
+"¡So-ho!" gritó el guardia, tan fuerte como pudo. "¡Eh! ¡Prepárense! ¡Disparo!"
+
+El ritmo se detuvo de repente y, entre muchos chapoteos y tropiezos, se escuchó una voz de hombre entre la niebla: "¿Es ese el correo de Dover?".
+
+—¡No te preocupes por lo que sea! —replicó el guardia—. ¿Qué eres?
+
+" ¿Es ese el correo de Dover?"
+
+¿Por qué quieres saberlo?
+
+"Quiero un pasajero, si lo hay."
+
+"¿Qué pasajero?"
+
+"El señor Jarvis Lorry."
+
+Nuestro pasajero reservado demostró enseguida que ese era su nombre. El guardia, el cochero y los otros dos pasajeros lo miraron con desconfianza.
+
+—Quédese donde está —gritó el guardia a la voz en la niebla—, porque si cometo un error, no podrá corregirlo en su vida. Caballero Lorry, responda con franqueza.
+
+"¿Qué pasa?", preguntó el pasajero con voz ligeramente temblorosa. "¿Quién me busca? ¿Es Jerry?"
+
+("No me gusta la voz de Jerry, si es Jerry", gruñó el guardia para sí mismo. "Jerry está más ronco de lo que me conviene").
+
+"Sí, señor Lorry."
+
+"¿Cuál es el problema?"
+
+"Un despacho enviado tras de ti desde allá. T. y Cía."
+
+"Conozco a este mensajero, guardia", dijo el Sr. Lorry, bajando a la carretera, asistido por detrás con más rapidez que cortesía por los otros dos pasajeros, quienes inmediatamente subieron al coche, cerraron la puerta y subieron la ventanilla. "Puede que se acerque; no pasa nada".
+
+"Espero que no, pero no puedo asegurarlo", dijo el guardia en un brusco soliloquio. "¡Hola!"
+
+—¡Bueno! ¡Y hola a ti! —dijo Jerry, más roncamente que antes.
+
+Original
+¡A paso de trote! ¿Te importa? Y si llevas fundas en esa silla, que no te las toque. Soy un demonio con los errores rápidos, y cuando los cometo, se convierten en plomo. Así que ahora, veámoste.
+
+Las figuras de un caballo y su jinete se acercaron lentamente a través de la niebla arremolinada y se acercaron al costado del correo, donde se encontraba el pasajero. El jinete se agachó y, mirando al guardia, le entregó al pasajero un pequeño papel doblado. El caballo del jinete estaba azotado por el viento, y tanto el caballo como el jinete estaban cubiertos de barro, desde los cascos del caballo hasta el sombrero del hombre.
+
+"¡Guardia!" dijo el pasajero, en un tono de tranquila confianza empresarial.
+
+El guardia vigilante, con la mano derecha en la culata de su trabuco levantado, la izquierda en el cañón y la mirada fija en el jinete, respondió secamente: "Señor".
+
+No hay nada que temer. Pertenezco al Banco Tellson. Debes conocer el Banco Tellson en Londres. Voy a París por negocios. Una corona para beber. ¿Puedo leer esto?
+
+"Si es así, sea usted rápido, señor."
+
+Lo abrió a la luz del farol del carruaje y leyó, primero para sí mismo y luego en voz alta: «'Espera en Dover a Mam'selle'. Ya falta poco, ¿ves, guardia? Jerry, dime que mi respuesta fue: « Regresé a la vida ».
+
+Jerry se sobresaltó en su silla. "Esa también es una respuesta rarísima", dijo con la voz más ronca.
+
+"Lleva ese mensaje de vuelta, y sabrán que lo recibí, como si lo hubiera escrito. Haz lo que puedas. Buenas noches."
+
+Con esas palabras, el pasajero abrió la puerta del coche y subió; sin la menor ayuda de sus compañeros, quienes habían guardado rápidamente sus relojes y carteras en las botas y ahora fingían estar dormidos. Sin otro propósito que evitar cualquier otra acción.
+
+El carruaje continuó su marcha pesadamente, rodeado por densas nubes de niebla al iniciar el descenso. El guardia pronto guardó su trabuco en el baúl y, tras revisar el resto de su contenido y las pistolas adicionales que llevaba en el cinturón, buscó un baúl más pequeño bajo su asiento, donde había algunas herramientas de herrero, un par de antorchas y un yesquero. Pues estaba tan bien equipado que si las farolas del carruaje se apagaban, lo que ocurría ocasionalmente, solo tenía que encerrarse dentro, mantener las chispas de pedernal y acero alejadas de la paja, y encender una luz con relativa seguridad y facilidad (con suerte) en cinco minutos.
+
+"¡Tom!", gritó suavemente desde el techo del carruaje.
+
+"Hola, Joe."
+
+¿Escuchaste el mensaje?
+
+"Lo hice, Joe."
+
+"¿Qué opinas, Tom?"
+
+"Nada en absoluto, Joe."
+
+"Es una coincidencia también", reflexionó el guardia, "porque yo hice lo mismo".
+
+Jerry, solo en la niebla y la oscuridad, desmontó mientras tanto, no solo para aliviar el cansancio de su caballo, sino también para limpiarse el barro de la cara y sacudirse la humedad del ala de su sombrero, que podría contener hasta medio galón. Tras permanecer de pie con la brida sobre su brazo salpicado, hasta que las ruedas de la cota de malla ya no se oían y la noche volvía a quedar en silencio, se giró para bajar la colina.
+
+"Después de ese galope desde Temple Bar, anciana, no me fiaré de tus patas delanteras hasta que te ponga a la altura", dijo el ronco mensajero, mirando a su yegua. "'Revivido'. ¡Qué mensaje tan extraño! ¡Mucho de eso no te serviría, Jerry! ¡Te lo juro, Jerry! ¡Estarías en un aprieto si se pusiera de moda el revivir, Jerry!"

src/content/posts/example/A Tale of Two Cities-ru.md

@@ -0,0 +1,125 @@
+---
+title: A Tale of Two Cities
+published: 1859-11-21
+tags: ["Чарльз Диккенс", "Классическая литература"]
+lang: ru
+---
+
+Это была дорога Дувра, которая лежала в пятницу вечером в конце ноября перед первым из тех, с кем связана эта история. Дорога Дувра лежала, как он считал, за почтой Дувра, когда она громыхала вверх по холму Шутера. Он шел вверх по холму по грязи рядом с почтой, как и остальные пассажиры; не потому, что они испытывали хоть малейшее удовольствие от пеших прогулок в данных обстоятельствах, а потому, что холм, и упряжь, и грязь, и почта были настолько тяжелы, что лошади уже трижды останавливались, кроме того, один раз они тащили карету по дороге с мятежным намерением отвезти ее обратно в Блэкхит. Вожжи, кнут, кучер и охранник, однако, вместе, прочитали тот военный устав, который запрещал цель, в противном случае решительно выступавшую в пользу аргумента, что некоторые грубые животные наделены Разумом; и упряжка капитулировала и вернулась к своим обязанностям.
+
+С опущенными головами и дрожащими хвостами они пробирались сквозь густую грязь, барахтаясь и спотыкаясь между делом, как будто они распадались на куски в крупных суставах. Как только возница давал им отдохнуть и останавливал их с осторожным "У-хо! со-хо-то!", ближайший вожак яростно тряс головой и всем на ней - как необычно резвая лошадь, отрицая, что карету можно поднять на холм. Всякий раз, когда вожак издавал этот грохот, пассажир вздрагивал, как это может сделать нервный пассажир, и его разум был встревожен.
+
+Во всех низменностях был дымящийся туман, и он бродил в своем одиночестве по холму, как злой дух, ища покоя и не находя его. Липкий и чрезвычайно холодный туман, он медленно пробирался по воздуху рябью, которая явно следовала и перекрывала друг друга, как волны нездорового моря. Он был достаточно плотным, чтобы закрыть все от света фонарей кареты, кроме своих собственных разработок и нескольких ярдов дороги; и вонь от трудящихся лошадей вливалась в него, как будто они все это создали.
+
+Двое других пассажиров, кроме одного, брели вверх по холму рядом с почтой. Все трое были закутаны до скул и ушей и носили ботфорты. Ни один из троих не мог бы сказать, исходя из того, что он видел, как выглядел любой из двух других; и каждый был скрыт почти под таким же количеством оберток от глаз разума, как и от глаз тела, своих двух спутников. В те дни путешественники очень стеснялись быть конфиденциальными в короткие сроки, поскольку любой на дороге мог оказаться грабителем или в сговоре с грабителями. Что касается последнего, то когда каждая почтовая станция и пивная могли выдать кого-то на жалованье «капитана», начиная от землевладельца и заканчивая самым низшим конюшенным неописуемым, это было наиболее вероятным вариантом на картах. Так думал про себя охранник Дуврской почты в тот пятничный вечер ноября тысяча семьсот семьдесят пятого года, поднимаясь на Шутерс-Хилл и стоя на своем особом насесте позади почты, топая ногами и не спуская глаз и руки с сундука перед собой, где поверх шести или восьми заряженных конских пистолетов, уложенных на основание из абордажной сабли, лежал заряженный мушкетон.
+
+Дуврская почта находилась в своем обычном благодушном положении: кондуктор подозревал пассажиров, пассажиры подозревали друг друга и кондуктора, все они подозревали всех остальных, а кучер не был уверен ни в чем, кроме лошадей; относительно же этого скота он мог с чистой совестью поклясться на двух завещаниях, что он не годен для путешествия.
+
+«Ух ты!» — сказал кучер. «Ну, вот так! Еще один рывок, и ты наверху, и будь ты проклят, ведь мне пришлось изрядно помучиться, чтобы доставить тебя туда! Джо!»
+
+«Алло!» — ответил охранник.
+
+«Во сколько часов ты приедешь, Джо?»
+
+«Десять минут, хорошо, двенадцатый час».
+
+«Кровь моя!» — воскликнул раздраженный кучер, — «и на Шутера еще не наступил! Тсс! Да! Давай, иди!»
+
+Решительная лошадь, резко остановленная кнутом в самом решительном отрицании, решительно рванулась к нему, и три другие лошади последовали ее примеру. И снова почта Дувра двинулась вперед, а сапоги пассажиров топали по ее бокам. Они остановились, когда остановилась карета, и держались за нее в тесном контакте. Если бы кто-нибудь из троих имел наглость предложить другому пройти немного вперед в туман и темноту, он бы поставил себя под удар, как разбойник.
+
+Последний рывок доставил почту на вершину холма. Лошади остановились, чтобы снова перевести дух, а кондуктор спустился, чтобы затормозить колесо для спуска и открыть дверь кареты, чтобы впустить пассажиров.
+
+«Тсс! Джо!» — крикнул кучер предостерегающим голосом, глядя вниз со своих козлов.
+
+«Что ты скажешь, Том?»
+
+Они оба слушали.
+
+«Я говорю, что приближается лошадь, скачущая галопом, Джо».
+
+«Скажи, что лошадь скачет, Том», — ответил стражник, отпуская дверь и проворно поднимаясь на свое место. «Джентльмены! Именем короля, все вы!»
+
+С этим поспешным заклинанием он взвел курок своего мушкетона и перешел в наступление.
+
+Пассажир, забронированный этой историей, был на ступеньке кареты, садясь; двое других пассажиров были близко позади него и собирались последовать за ним. Он оставался на ступеньке, наполовину в карете, наполовину вне ее; они оставались на дороге под ним. Все они смотрели с кучера на кондуктора, и с кондуктора на кучера, и слушали. Кучер оглянулся, и кондуктор оглянулся, и даже решительный лидер навострил уши и оглянулся, не противореча.
+
+Тишина, наступившая после прекращения грохота и работы кареты, в сочетании с тишиной ночи, сделала ее действительно очень тихой. Тряска лошадей сообщала дрожь карете, как будто она находилась в состоянии волнения. Сердца пассажиров бились достаточно громко, чтобы их можно было услышать; но, во всяком случае, тихая пауза была отчетливо слышима, когда люди запыхались, затаили дыхание и пульс их учащался от ожидания.
+
+С холма быстро и яростно доносился звук скачущей лошади.
+
+«Со-хо!» — запел охранник, как можно громче. «Эй, там! Стоять! Я буду стрелять!»
+
+Внезапно движение замедлилось, и из тумана, с шумом брызг и толчками, послышался мужской голос: «Это почта из Дувра?»
+
+«Неважно, что это такое!» — парировал охранник. «Кто ты?»
+
+« Это почта из Дувра?»
+
+«Зачем вам это знать?»
+
+«Мне нужен пассажир, если это так».
+
+«Какой пассажир?»
+
+«Мистер Джарвис Лорри».
+
+Наш забронированный пассажир в мгновение ока показал, что это его имя. Кондуктор, кучер и двое других пассажиров недоверчиво посмотрели на него.
+
+«Оставайтесь на месте», — крикнул охранник голосу из тумана, — «потому что, если я совершу ошибку, ее уже никогда не исправить при вашей жизни. Джентльмен по имени Лорри, отвечайте прямо».
+
+«В чем дело?» — спросил пассажир, слегка дрожащим голосом. «Кто меня хочет? Это Джерри?»
+
+(«Мне не нравится голос Джерри, если это Джерри», — проворчал себе под нос охранник. «Он более хриплый, чем мне подходит, этот Джерри».)
+
+«Да, мистер Лорри».
+
+"В чем дело?"
+
+«Вам прислали депешу оттуда. Т. и компания».
+
+«Я знаю этого посыльного, охранник», — сказал мистер Лорри, спускаясь на дорогу, — ему сзади скорее быстро, чем вежливо помогали два других пассажира, которые тут же влезли в карету, закрыли дверь и подняли окно. «Он может подойти близко; ничего страшного».
+
+«Надеюсь, что нет, но я не могу быть в этом настолько уверен», — грубо сказал охранник. «Алло!»
+
+«Ну! И тебе привет!» — сказал Джерри, еще хрипло, чем прежде.
+
+Оригинал
+«Давай шагом! Ты не против? И если у тебя есть кобуры к седлу, не показывай мне, как ты приближаешь к ним руку. Потому что я дьявольски быстро ошибаюсь, и когда я делаю ошибку, она принимает форму свинца. Так что теперь давай посмотрим на тебя».
+
+Фигуры лошади и всадника медленно пробивались сквозь клубящийся туман и приближались к стороне почты, где стоял пассажир. Всадник наклонился и, бросив взгляд на кондуктора, протянул пассажиру небольшую сложенную бумажку. Лошадь всадника была продуваема, и лошадь и всадник были покрыты грязью, от копыт лошади до шляпы человека.
+
+«Охрана!» — сказал пассажир тоном спокойной деловой уверенности.
+
+Бдительный стражник, держа правую руку на прикладе поднятого мушкетона, левую на стволе и не сводя глаз с всадника, коротко ответил: «Сэр».
+
+«Нечего опасаться. Я принадлежу банку Теллсона. Вы должны знать банк Теллсона в Лондоне. Я еду в Париж по делам. Крона на выпивку. Могу я это прочитать?»
+
+«Если так, то поторопитесь, сэр».
+
+Он открыл его в свете каретного фонаря с той стороны и прочитал — сначала про себя, а потом вслух: «Жди в Дувре Мамзель». Видишь ли, осталось недолго, стражник. Джерри, скажи, что мой ответ был: « Возвращен к жизни ».
+
+Джерри вздрогнул в седле. «Это тоже чертовски странный ответ», — сказал он, охрипнув.
+
+«Возьми это сообщение обратно, и они поймут, что я его получил, а также если бы я его написал. Постарайся как можно лучше. Спокойной ночи».
+
+С этими словами пассажир открыл дверь кареты и сел в нее; без всякой помощи со стороны своих попутчиков, которые поспешно спрятали свои часы и кошельки в сапогах и теперь делали вид, что спят. Без какой-либо определенной цели, кроме как избежать опасности инициировать какие-либо другие действия.
+
+Карета снова двинулась вперед, и более тяжелые клубы тумана сомкнулись вокруг нее, когда она начала спускаться. Кондуктор вскоре вернул свой мушкетон в нагрудник и, осмотрев остальное его содержимое и дополнительные пистолеты, которые он носил на поясе, посмотрел на меньший сундук под сиденьем, в котором было несколько кузнечных инструментов, пара факелов и трутница. Ибо он был снабжен такой полнотой, что если бы фонари кареты задуло и вынесло наружу, что иногда случалось, ему оставалось только запереться внутри, держать искры кремня и стали подальше от соломы и получить свет с приемлемой безопасностью и легкостью (если повезет) за пять минут.
+
+«Том!» — тихо прозвучало над крышей кареты.
+
+«Привет, Джо».
+
+«Вы слышали сообщение?»
+
+«Да, Джо».
+
+«Что ты об этом думаешь, Том?»
+
+«Ничего, Джо».
+
+«Это тоже совпадение», — размышлял охранник, — «потому что я сам пришел к такому же выводу».
+
+Джерри, оставшись один в тумане и темноте, спешился тем временем, не только чтобы облегчить усталость лошади, но и чтобы стереть грязь с лица и вытрясти влагу из полей шляпы, которые могли вместить около половины галлона. Постояв с уздечкой на сильно забрызганной руке, пока колеса почтовой кареты не скрылись из виду и ночь снова не стала совсем тихой, он повернулся, чтобы спуститься с холма.
+
+"После этого галопа из Темпл-Бара, старушка, я не буду доверять твоим передним ногам, пока не выведу тебя на ровную дорогу", - сказал этот хриплый посланник, взглянув на свою кобылу. ""Возвращен к жизни". Это чертовски странное послание. Многое из этого не подойдет тебе, Джерри! Я говорю, Джерри! Ты будешь чертовски плох, если возвращение к жизни войдет в моду, Джерри!"

src/content/posts/example/Jane Eyre-en.md

@@ -0,0 +1,90 @@
+---
+title: Jane Eyre
+published: 1847-10-16
+tags: ["Charlotte Brontë", "Classic Literature"]
+lang: en
+---
+
+There was no possibility of taking a walk that day. We had been wandering, indeed, in the leafless shrubbery an hour in the morning; but since dinner (Mrs. Reed, when there was no company, dined early) the cold winter wind had brought with it clouds so sombre, and a rain so penetrating, that further out-door exercise was now out of the question.
+
+I was glad of it: I never liked long walks, especially on chilly afternoons: dreadful to me was the coming home in the raw twilight, with nipped fingers and toes, and a heart saddened by the chidings of Bessie, the nurse, and humbled by the consciousness of my physical inferiority to Eliza, John, and Georgiana Reed.
+
+The said Eliza, John, and Georgiana were now clustered round their mama in the drawing-room: she lay reclined on a sofa by the fireside, and with her darlings about her (for the time neither quarrelling nor crying) looked perfectly happy. Me, she had dispensed from joining the group; saying, "She regretted to be under the necessity of keeping me at a distance; but that until she heard from Bessie, and could discover by her own observation, that I was endeavouring in good earnest to acquire a more sociable and childlike disposition, a more attractive and sprightly manner—something lighter, franker, more natural, as it were—she really must exclude me from privileges intended only for contented, happy, little children."
+
+"What does Bessie say I have done?" I asked.
+
+"Jane, I don't like cavillers or questioners; besides, there is something truly forbidding in a child taking up her elders in that manner. Be seated somewhere; and until you can speak pleasantly, remain silent."
+
+A breakfast-room adjoined the drawing-room, I slipped in there. It contained a bookcase: I soon possessed myself of a volume, taking care that it should be one stored with pictures. I mounted into the window-seat: gathering up my feet, I sat cross-legged, like a Turk; and, having drawn the red moreen curtain nearly close, I was shrined in double retirement.
+
+Folds of scarlet drapery shut in my view to the right hand; to the left were the clear panes of glass, protecting, but not separating me from the drear November day. At intervals, while turning over the leaves of my book, I studied the aspect of that winter afternoon. Afar, it offered a pale blank of mist and cloud; near a scene of wet lawn and storm-beat shrub, with ceaseless rain sweeping away wildly before a long and lamentable blast.
+
+I returned to my book—Bewick's History of British Birds: the letterpress thereof I cared little for, generally speaking; and yet there were certain introductory pages that, child as I was, I could not pass quite as a blank. They were those which treat of the haunts of sea-fowl; of "the solitary rocks and promontories" by them only inhabited; of the coast of Norway, studded with isles from its southern extremity, the Lindeness, or Naze, to the North Cape—
+
+"Where the Northern Ocean, in vast whirls, Boils round the naked, melancholy isles Of farthest Thule; and the Atlantic surge Pours in among the stormy Hebrides."
+
+Nor could I pass unnoticed the suggestion of the bleak shores of Lapland, Siberia, Spitzbergen, Nova Zembla, Iceland, Greenland, with "the vast sweep of the Arctic Zone, and those forlorn regions of dreary space,—that reservoir of frost and snow, where firm fields of ice, the accumulation of centuries of winters, glazed in Alpine heights above heights, surround the pole, and concentre the multiplied rigours of extreme cold." Of these death-white realms I formed an idea of my own: shadowy, like all the half-comprehended notions that float dim through children's brains, but strangely impressive. The words in these introductory pages connected themselves with the succeeding vignettes, and gave significance to the rock standing up alone in a sea of billow and spray; to the broken boat stranded on a desolate coast; to the cold and ghastly moon glancing through bars of cloud at a wreck just sinking.
+
+I cannot tell what sentiment haunted the quite solitary churchyard, with its inscribed headstone; its gate, its two trees, its low horizon, girdled by a broken wall, and its newly-risen crescent, attesting the hour of eventide.
+
+The two ships becalmed on a torpid sea, I believed to be marine phantoms.
+
+The fiend pinning down the thief's pack behind him, I passed over quickly: it was an object of terror.
+
+So was the black horned thing seated aloof on a rock, surveying a distant crowd surrounding a gallows.
+
+Each picture told a story; mysterious often to my undeveloped understanding and imperfect feelings, yet ever profoundly interesting: as interesting as the tales Bessie sometimes narrated on winter evenings, when she chanced to be in good humour; and when, having brought her ironing-table to the nursery hearth, she allowed us to sit about it, and while she got up Mrs. Reed's lace frills, and crimped her nightcap borders, fed our eager attention with passages of love and adventure taken from old fairy tales and other ballads; or (as at a later period I discovered) from the pages of Pamela, and Henry, Earl of Moreland.
+
+With Bewick on my knee, I was then happy: happy at least in my way. I feared nothing but interruption, and that came too soon. The breakfast-room door opened.
+
+"Boh! Madam Mope!" cried the voice of John Reed; then he paused: he found the room apparently empty.
+
+"Where the dickens is she!" he continued. "Lizzy! Georgy! (calling to his sisters) Joan is not here: tell mama she is run out into the rain—bad animal!"
+
+"It is well I drew the curtain," thought I; and I wished fervently he might not discover my hiding-place: nor would John Reed have found it out himself; he was not quick either of vision or conception; but Eliza just put her head in at the door, and said at once—
+
+"She is in the window-seat, to be sure, Jack."
+
+And I came out immediately, for I trembled at the idea of being dragged forth by the said Jack.
+
+"What do you want?" I asked, with awkward diffidence.
+
+"Say, 'What do you want, Master Reed?'" was the answer. "I want you to come here;" and seating himself in an arm-chair, he intimated by a gesture that I was to approach and stand before him.
+
+John Reed was a schoolboy of fourteen years old; four years older than I, for I was but ten: large and stout for his age, with a dingy and unwholesome skin; thick lineaments in a spacious visage, heavy limbs and large extremities. He gorged himself habitually at table, which made him bilious, and gave him a dim and bleared eye and flabby cheeks. He ought now to have been at school; but his mama had taken him home for a month or two, "on account of his delicate health." Mr. Miles, the master, affirmed that he would do very well if he had fewer cakes and sweetmeats sent him from home; but the mother's heart turned from an opinion so harsh, and inclined rather to the more refined idea that John's sallowness was owing to over-application and, perhaps, to pining after home.
+
+John had not much affection for his mother and sisters, and an antipathy to me. He bullied and punished me; not two or three times in the week, nor once or twice in the day, but continually: every nerve I had feared him, and every morsel of flesh in my bones shrank when he came near. There were moments when I was bewildered by the terror he inspired, because I had no appeal whatever against either his menaces or his inflictions; the servants did not like to offend their young master by taking my part against him, and Mrs. Reed was blind and deaf on the subject: she never saw him strike or heard him abuse me, though he did both now and then in her very presence, more frequently, however, behind her back.
+
+Habitually obedient to John, I came up to his chair: he spent some three minutes in thrusting out his tongue at me as far as he could without damaging the roots: I knew he would soon strike, and while dreading the blow, I mused on the disgusting and ugly appearance of him who would presently deal it. I wonder if he read that notion in my face; for, all at once, without speaking, he struck suddenly and strongly. I tottered, and on regaining my equilibrium retired back a step or two from his chair.
+
+"That is for your impudence in answering mama awhile since," said he, "and for your sneaking way of getting behind curtains, and for the look you had in your eyes two minutes since, you rat!"
+
+Accustomed to John Reed's abuse, I never had an idea of replying to it; my care was how to endure the blow which would certainly follow the insult.
+
+"What were you doing behind the curtain?" he asked.
+
+"I was reading."
+
+"Show the book."
+
+I returned to the window and fetched it thence.
+
+"You have no business to take our books; you are a dependent, mama says; you have no money; your father left you none; you ought to beg, and not to live here with gentlemen's children like us, and eat the same meals we do, and wear clothes at our mama's expense. Now, I'll teach you to rummage my bookshelves: for they are mine; all the house belongs to me, or will do in a few years. Go and stand by the door, out of the way of the mirror and the windows."
+
+I did so, not at first aware what was his intention; but when I saw him lift and poise the book and stand in act to hurl it, I instinctively started aside with a cry of alarm: not soon enough, however; the volume was flung, it hit me, and I fell, striking my head against the door and cutting it. The cut bled, the pain was sharp: my terror had passed its climax; other feelings succeeded.
+
+"Wicked and cruel boy!" I said. "You are like a murderer—you are like a slave-driver—you are like the Roman emperors!"
+
+I had read Goldsmith's History of Rome, and had formed my opinion of Nero, Caligula, etc. Also I had drawn parallels in silence, which I never thought thus to have declared aloud.
+
+"What! what!" he cried. "Did she say that to me? Did you hear her, Eliza and Georgiana? Won't I tell mama? but first—"
+
+He ran headlong at me: I felt him grasp my hair and my shoulder: he had closed with a desperate thing. I really saw in him a tyrant, a murderer. I felt a drop or two of blood from my head trickle down my neck, and was sensible of somewhat pungent suffering: these sensations for the time predominated over fear, and I received him in frantic sort. I don't very well know what I did with my hands, but he called me "Rat! Rat!" and bellowed out aloud. Aid was near him: Eliza and Georgiana had run for Mrs. Reed, who was gone upstairs: she now came upon the scene, followed by Bessie and her maid Abbot. We were parted: I heard the words—
+
+"Dear! dear! What a fury to fly at Master John!"
+
+"Did ever anybody see such a picture of passion!"
+
+Then Mrs. Reed subjoined—
+
+"Take her away to the red-room, and lock her in there." Four hands were immediately laid upon me, and I was borne upstairs.

src/content/posts/example/Jane Eyre-es.md

@@ -0,0 +1,90 @@
+---
+title: Jane Eyre
+published: 1847-10-16
+tags: ["Charlotte Brontë", "Literatura Clásica"]
+lang: es
+---
+
+No había posibilidad de dar un paseo ese día. Habíamos estado vagando, de hecho, entre los arbustos sin hojas una hora por la mañana; pero desde la cena (la Sra. Reed, cuando no había visitas, cenaba temprano), el frío viento invernal había traído consigo nubes tan sombrías y una lluvia tan penetrante que ya no era posible seguir haciendo ejercicio al aire libre.
+
+Me alegré de ello: nunca me gustaron las caminatas largas, especialmente en las tardes frías: terrible para mí era volver a casa en el crudo crepúsculo, con los dedos de las manos y de los pies mordidos y un corazón entristecido por los regaños de Bessie, la enfermera, y humillado por la conciencia de mi inferioridad física ante Eliza, John y Georgiana Reed.
+
+Los susodichos Eliza, John y Georgiana estaban ahora reunidos alrededor de su mamá en la sala. Ella yacía reclinada en un sofá junto a la chimenea, y con sus pequeños a su alrededor (por el momento, sin pelearse ni llorar), parecía completamente feliz. A mí me había dispensado de unirme al grupo, diciendo: «Lamentaba tener que mantenerme a distancia; pero hasta que tuviera noticias de Bessie y descubriera por sí misma que me estaba esforzando denodadamente por adquirir un carácter más sociable e infantil, un comportamiento más atractivo y vivaz —algo más ligero, más franco, más natural, por así decirlo—, debía excluirme de los privilegios reservados solo para niños pequeños, felices y contentos».
+
+"¿Qué dice Bessie que he hecho?" pregunté.
+
+—Jane, no me gustan los que discuten ni los que preguntan; además, es realmente intimidante que una niña se meta con sus mayores de esa manera. Siéntate en algún lugar; y hasta que puedas hablar con amabilidad, guarda silencio.
+
+Un comedor contiguo al salón, y allí me colé. Contenía una estantería: pronto me hice con un volumen, procurando que estuviera lleno de cuadros. Me subí al alféizar de la ventana; encogí los pies y me senté con las piernas cruzadas, como un turco; y, tras correr casi por completo la cortina roja de morera, me refugié en un doble retiro.
+
+A la derecha, los pliegues de un cortinaje escarlata se cerraban ante mi vista; a la izquierda, los cristales transparentes me protegían, pero no me separaban, del gris día de noviembre. A intervalos, mientras hojeaba mi libro, estudiaba el aspecto de aquella tarde invernal. A lo lejos, ofrecía un pálido vacío de niebla y nubes; cerca, un paisaje de césped mojado y arbustos azotados por la tormenta, con una lluvia incesante que azotaba violentamente en una ráfaga larga y lamentable.
+
+Volví a mi libro, la Historia de las Aves Británicas de Bewick: su impresión me interesaba poco, en general; y sin embargo, había ciertas páginas introductorias que, a pesar de mi infancia, no podía dejar en blanco. Eran las que tratan de los lugares frecuentados por las aves marinas; de las rocas y promontorios solitarios habitados únicamente por ellas; de la costa de Noruega, salpicada de islas desde su extremo sur, el Lindeness o Naze, hasta el Cabo Norte.
+
+"Donde el Océano del Norte, en vastos remolinos, hierve alrededor de las islas desnudas y melancólicas de la lejana Thule; y la oleada del Atlántico se vierte entre las tormentosas Hébridas."
+
+Tampoco pude pasar desapercibida la sugerencia de las desoladas costas de Laponia, Siberia, Spitzbergen, Nueva Zelandia, Islandia, Groenlandia, con «la vasta extensión de la Zona Ártica y esas regiones desoladas de espacio lúgubre, esa reserva de escarcha y nieve, donde firmes campos de hielo, la acumulación de siglos de inviernos, vidriados en alturas alpinas sobre las alturas, rodean el polo y concentran los rigores multiplicados del frío extremo». De estos reinos de un blanco mortal me formé una idea propia: sombría, como todas las nociones a medias que flotan vagas en la mente de los niños, pero extrañamente impresionante. Las palabras de estas páginas introductorias se conectaban con las viñetas posteriores y daban significado a la roca que se alzaba solitaria en un mar de olas y espuma; al barco roto varado en una costa desolada; a la luna fría y espectral que miraba a través de las barras de nubes a un naufragio que se hundía.
+
+No puedo decir qué sentimiento rondaba el solitario cementerio, con su lápida inscrita, su puerta, sus dos árboles, su horizonte bajo, rodeado por un muro roto, y su media luna recién surgida, que atestiguaba la hora del atardecer.
+
+Los dos barcos estaban en calma en un mar enturbiado; creí que eran fantasmas marinos.
+
+Pasé rápidamente por encima del demonio que tenía acorralado el morral del ladrón: era un objeto de terror.
+
+Así estaba la cosa de cuernos negros sentada apartada sobre una roca, vigilando a una multitud distante que rodeaba una horca.
+
+Cada cuadro contaba una historia; misteriosa a menudo para mi entendimiento subdesarrollado y mis sentimientos imperfectos, pero siempre profundamente interesante: tan interesante como los cuentos que Bessie a veces narraba en las tardes de invierno, cuando por casualidad estaba de buen humor; y cuando, habiendo traído su mesa de planchar al hogar del cuarto de los niños, nos permitía sentarnos a su alrededor, y mientras ella levantaba los volantes de encaje de la Sra. Reed y rizaba los bordes de su gorro de dormir, alimentaba nuestra ávida atención con pasajes de amor y aventuras tomados de viejos cuentos de hadas y otras baladas; o (como descubrí en un período posterior) de las páginas de Pamela y Henry, conde de Moreland.
+
+Con Bewick sobre mis rodillas, me sentí feliz: feliz al menos a mi manera. Solo temía una interrupción, y esta llegó demasiado pronto. La puerta del comedor se abrió.
+
+—¡Boh! ¡Señora Mope! —gritó la voz de John Reed; luego se detuvo: encontró la habitación aparentemente vacía.
+
+¡Dónde demonios está! —continuó—. ¡Lizzy! ¡Georgy! (llamando a sus hermanas) ¡Joan no está! ¡Dile a mamá que la han echado a la lluvia! ¡Qué mala fiera!
+
+"Menos mal que corrí la cortina", pensé, y deseé fervientemente que no descubriera mi escondite; ni John Reed lo habría descubierto él mismo; no era rápido de vista ni de concepción; pero Eliza asomó la cabeza por la puerta y dijo de inmediato:
+
+"Ella está en el asiento de la ventana, sin duda, Jack."
+
+Y salí inmediatamente, pues temblaba ante la idea de ser arrastrado por el susodicho Jack.
+
+"¿Qué quieres?" pregunté con cierta timidez.
+
+"Dígame, ¿qué desea, Maestro Reed?", fue la respuesta. "Quiero que venga aquí"; y, sentándose en un sillón, me indicó con un gesto que me acercara y me colocara frente a él.
+
+John Reed era un colegial de catorce años; cuatro años mayor que yo, pues solo tenía diez: grande y corpulento para su edad, con una piel deslucida y enfermiza; rasgos gruesos en un rostro espacioso, miembros robustos y extremidades anchas. Comía atiborrándose habitualmente, lo que le producía bilis, le daba una mirada opaca y legañosa y mejillas flácidas. Debería haber estado en la escuela; pero su madre lo había llevado a casa durante un mes o dos, «debido a su delicada salud». El Sr. Miles, el profesor, afirmó que le iría muy bien si le enviaran menos pasteles y dulces de casa; pero el corazón de la madre se apartó de una opinión tan dura y se inclinó más bien a la idea más refinada de que la palidez de John se debía a su exceso de dedicación y, quizás, a la añoranza del hogar.
+
+John no sentía mucho afecto por su madre ni por sus hermanas, y sí antipatía por mí. Me intimidaba y me castigaba; no dos o tres veces por semana, ni una o dos veces al día, sino continuamente: le temía hasta el último nervio, y cada trocito de carne de mis huesos se encogía con su presencia. Había momentos en que me desconcertaba el terror que inspiraba, porque no tenía ningún recurso contra sus amenazas ni sus castigos; a los sirvientes no les gustaba ofender a su joven amo poniéndose de mi parte en su contra, y la señora Reed era ciega y sorda al respecto: nunca lo vio golpearme ni lo oyó insultarme, aunque lo hacía de vez en cuando en su presencia, y con más frecuencia, sin embargo, a sus espaldas.
+
+Obedeciendo siempre a John, me acerqué a su silla. Pasó unos tres minutos sacando la lengua hacia mí lo más lejos que pudo sin dañarme las raíces. Sabía que pronto atacaría, y mientras temía el golpe, cavilaba sobre el aspecto repugnante y feo de quien pronto lo asestaría. Me pregunto si leyó esa idea en mi rostro; pues, de repente, sin decir palabra, golpeó repentina y fuertemente. Me tambaleé, y al recuperar el equilibrio, retrocedí un par de pasos de su silla.
+
+"Eso es por tu descaro al responderle a mamá hace un rato", dijo, "y por tu manera furtiva de meterte detrás de las cortinas, y por la mirada que tenías en los ojos hace dos minutos, ¡rata!"
+
+Acostumbrado a los insultos de John Reed, nunca tuve idea de cómo responderles; mi preocupación era cómo soportar el golpe que seguramente seguiría al insulto.
+
+"¿Qué hacías detrás de la cortina?" preguntó.
+
+"Estaba leyendo."
+
+"Muestra el libro."
+
+Regresé a la ventana y lo recogí de allí.
+
+No tienes por qué llevarte nuestros libros; eres una dependiente, dice mamá; no tienes dinero; tu padre no te dejó nada; deberías mendigar, y no vivir aquí con hijos de caballeros como nosotros, ni comer lo mismo que nosotros ni vestirte a costa de mamá. Ahora te enseñaré a rebuscar en mis estanterías: porque son mías; toda la casa me pertenece, o me pertenecerá dentro de unos años. Ve y quédate junto a la puerta, lejos del espejo y las ventanas.
+
+Así lo hice, sin darme cuenta al principio de sus intenciones; pero cuando lo vi levantar y equilibrar el libro, a punto de lanzarlo, instintivamente me aparté con un grito de alarma. Pero no fue lo suficientemente rápido; el volumen salió volando, me golpeó y caí, golpeándome la cabeza contra la puerta y cortándome. El corte sangró, el dolor fue agudo: mi terror había pasado su clímax; otros sentimientos lo sucedieron.
+
+"¡Niño malvado y cruel!", dije. "¡Eres como un asesino, como un capataz, como los emperadores romanos!"
+
+Había leído la Historia de Roma de Goldsmith y me había formado una opinión sobre Nerón, Calígula, etc. También había establecido paralelismos en silencio que nunca pensé que declararía en voz alta.
+
+¡Qué! ¡Qué! —gritó—. ¿Me dijo eso? ¿La oyeron, Eliza y Georgiana? ¿No se lo voy a decir a mamá? Pero primero...
+
+Corrió hacia mí de cabeza: sentí que me agarraba del pelo y del hombro; había cerrado con una furia desesperada. Realmente vi en él a un tirano, a un asesino. Sentí una o dos gotas de sangre de mi cabeza correr por mi cuello, y experimenté un dolor punzante; estas sensaciones, por el momento, predominaron sobre el miedo, y lo recibí frenéticamente. No recuerdo muy bien qué hice con las manos, pero me llamó "¡Rata! ¡Rata!" y bramó a gritos. Había ayuda cerca de él: Eliza y Georgiana habían corrido a buscar a la Sra. Reed, que había subido las escaleras; ella apareció en escena, seguida de Bessie y su doncella Abbot. Nos separamos: escuché las palabras...
+
+—¡Dios mío! ¡Dios mío! ¡Qué furia lanzarse contra el amo John!
+
+"¿Alguien ha visto jamás una imagen de pasión como ésta?"
+
+Entonces la señora Reed añadió:
+
+"Llévenla a la habitación roja y enciérrenla allí." Inmediatamente, cuatro manos me agarraron y me llevaron escaleras arriba.

src/content/posts/example/Jane Eyre-ru.md

@@ -0,0 +1,90 @@
+---
+title: Джейн Эйр
+published: 1847-10-16
+tags: ["Шарлотта Бронте", "Классическая литература"]
+lang: en
+---
+
+В тот день не было возможности прогуляться. Мы, правда, целый час бродили по безлистным кустам утром; но после обеда (миссис Рид, когда не было гостей, обедала рано) холодный зимний ветер принес с собой такие мрачные облака и такой пронизывающий дождь, что о дальнейших прогулках на свежем воздухе не могло быть и речи.
+
+Я была этому рада: я никогда не любила долгих прогулок, особенно в холодные дни; для меня было ужасно возвращаться домой в сырых сумерках, с обколотыми пальцами рук и ног, с сердцем, опечаленным упреками Бесси, медсестры, и смиренным сознанием своей физической неполноценности по сравнению с Элизой, Джоном и Джорджианой Рид.
+
+Упомянутые Элиза, Джон и Джорджиана теперь столпились вокруг своей мамы в гостиной: она лежала, откинувшись на диване у камина, и со своими любимцами вокруг нее (в то время не ссорившимися и не плачущими) выглядела совершенно счастливой. Меня она уклонила от присоединения к группе, говоря: «Она сожалеет, что вынуждена держать меня на расстоянии; но пока она не услышит от Бесси и не сможет убедиться собственными наблюдениями, что я всерьез стремлюсь приобрести более общительный и детский нрав, более привлекательные и живые манеры — что-то более легкое, более откровенное, более естественное, так сказать, — она действительно должна лишить меня привилегий, предназначенных только для довольных, счастливых маленьких детей».
+
+«Что, по словам Бесси, я сделал?» — спросил я.
+
+«Джейн, я не люблю придирчивых и задающих вопросы; кроме того, есть что-то действительно отталкивающее в том, что ребенок так обращается со старшими. Сядь где-нибудь и, пока не сможешь говорить вежливо, молчи».
+
+К гостиной примыкала комната для завтрака, я проскользнул туда. Там стоял книжный шкаф: вскоре я завладел томом, позаботившись, чтобы он был заполнен картинками. Я взобрался на подоконник: подобрав ноги, я сел, скрестив ноги, как турок; и, почти задернув красную занавеску moreen, я погрузился в двойное уединение.
+
+Складки алой драпировки закрывали мне вид справа; слева были прозрачные стекла, защищавшие, но не отделявшие меня от унылого ноябрьского дня. Время от времени, перелистывая страницы своей книги, я изучал вид того зимнего дня. Вдали он предлагал бледную пустоту тумана и облаков; вблизи вид на мокрую лужайку и побитый бурей кустарник, с непрекращающимся дождем, дико сметающим перед долгим и плачевным порывом ветра.
+
+Я вернулся к своей книге — «История британских птиц» Бьюика: ее печатный текст меня, в общем-то, мало интересовал; и все же там были некоторые вводные страницы, которые я, будучи ребенком, не мог пропустить как пустые. Это были те, где речь шла о местах обитания морских птиц; об «уединенных скалах и мысах», где обитают только они; о побережье Норвегии, усеянном островами от южной оконечности, Линденесса, или Назе, до Северного мыса —
+
+«Где Северный океан, в огромных водоворотах, Кипит вокруг голых, меланхоличных островов Дальней Туле; и Атлантический прилив Вливается среди бурных Гебридских островов».
+
+Не мог я не заметить намека на суровые берега Лапландии, Сибири, Шпицбергена, Новой Земли, Исландии, Гренландии, с «огромным размахом Арктической зоны и этими заброшенными регионами унылого пространства, — этого резервуара мороза и снега, где твердые ледяные поля, накопленные веками зим, застывшие в альпийских высотах над высотами, окружают полюс и концентрируют умноженные суровости экстремального холода». Об этих мертвенно-белых царствах я сформировал собственную идею: призрачную, как все полуосознанные понятия, которые смутно проплывают в детских мозгах, но странно впечатляющую. Слова на этих вводных страницах связывались с последующими виньетками и придавали значение скале, одиноко стоящей в море волн и брызг; разбитой лодке, выброшенной на мель на пустынном берегу; к холодной и жуткой луне, глядящей сквозь полосы облаков на тонущее судно.
+
+Я не могу сказать, какие чувства преследовали этот одинокий церковный двор с его надгробным камнем с надписью, его воротами, двумя деревьями, его низким горизонтом, опоясанным сломанной стеной, и его недавно появившимся полумесяцем, свидетельствующим о наступлении вечера.
+
+Два корабля, застрявшие в спокойном море, я принял за морские призраки.
+
+Я быстро прошел мимо демона, прижимавшего к себе рюкзак вора: это был предмет ужаса.
+
+Так же, как и черное рогатое существо, сидящее в одиночестве на скале и наблюдающее за далекой толпой, окружавшей виселицу.
+
+Каждая картина рассказывала историю; часто загадочную для моего неразвитого понимания и несовершенных чувств, но всегда глубоко интересную: такую же интересную, как истории, которые Бесси иногда рассказывала зимними вечерами, когда она была в хорошем настроении; и когда, придвинув свой гладильный столик к очагу в детской, она позволяла нам сидеть вокруг него и, пока она пришивала кружевные оборки миссис Рид и пришивала кайму ее ночного чепца, питала наше жадное внимание отрывками о любви и приключениях, взятыми из старых сказок и других баллад; или (как я обнаружил позднее) со страниц «Памелы» и «Генри, графа Морленда».
+
+С Бьюиком на коленях я был тогда счастлив: счастлив по крайней мере по-своему. Я ничего не боялся, кроме помех, а они появились слишком рано. Дверь в столовую открылась.
+
+«Бох! Мадам Моуп!» — раздался голос Джона Рида; затем он замолчал: он обнаружил, что комната, по-видимому, пуста.
+
+«Где она, черт возьми!» — продолжал он. «Лиззи! Джорджи! (зовет сестер) Джоан нет здесь: скажите маме, что она выбежала под дождь — скверное животное!»
+
+«Хорошо, что я задернула занавеску», — подумала я и горячо пожелала, чтобы он не обнаружил моего убежища; да и Джон Рид сам не обнаружил бы его; он не отличался ни быстрым зрением, ни сообразительностью; но Элиза только что просунула голову в дверь и сразу сказала:
+
+«Она, конечно, сидит у окна, Джек».
+
+И я немедленно вышел, так как дрожал при мысли о том, что меня потащит наружу упомянутый Джек.
+
+«Чего ты хочешь?» — спросил я с неловкой застенчивостью.
+
+«Скажите: «Что вам угодно, мастер Рид?» — был ответ. «Я хочу, чтобы вы подошли сюда»; и, усевшись в кресло, он жестом дал мне понять, что я должен подойти и встать перед ним.
+
+Джон Рид был школьником четырнадцати лет; на четыре года старше меня, так как мне было всего десять: крупный и толстый для своего возраста, с тусклой и нездоровой кожей; толстые черты на просторном лице, тяжелые руки и ноги. Он постоянно наедался за столом, отчего у него разыгралась желчь, и у него были тусклые и мутные глаза и дряблые щеки. Теперь ему следовало бы пойти в школу; но его мама забрала его домой на месяц или два «из-за его слабого здоровья». Мистер Майлз, учитель, утверждал, что он будет очень хорош, если ему будут присылать из дома меньше пирожных и сладостей; но сердце матери отвернулось от столь резкого мнения и склонилось скорее к более утонченной идее, что желтушность Джона была следствием чрезмерного усердия и, возможно, тоски по дому.
+
+Джон не питал особой привязанности к своей матери и сестрам, а ко мне испытывал антипатию. Он издевался надо мной и наказывал меня; не два-три раза в неделю, не один-два раза в день, а постоянно: каждый нерв, который я боялся его, и каждый кусочек плоти в моих костях сжимался, когда он приближался. Были моменты, когда я был сбит с толку ужасом, который он внушал, потому что у меня не было никаких возражений против его угроз или его наказаний; слуги не хотели оскорблять своего молодого хозяина, принимая мою сторону против него, а миссис Рид была слепа и глуха в этом вопросе: она никогда не видела, чтобы он бил, и не слышала, как он оскорблял меня, хотя он делал и то, и другое в ее присутствии, но чаще за ее спиной.
+
+Привычно послушный Джону, я подошел к его стулу: он потратил около трех минут, высовывая свой язык в мою сторону, насколько мог, не повреждая корней: я знал, что он скоро ударит, и, страшась удара, я размышлял об отвратительном и уродливом виде того, кто сейчас его нанесет. Интересно, прочитал ли он это представление на моем лице; потому что, внезапно, не говоря ни слова, он ударил внезапно и сильно. Я пошатнулся и, восстановив равновесие, отступил на шаг или два от его стула.
+
+«Это тебе за твою дерзость, с которой ты некоторое время назад отвечал маме», — сказал он, «и за твою манеру тайком пробираться за занавески, и за то, какой у тебя был взгляд две минуты назад, крыса!»
+
+Привыкнув к оскорблениям Джона Рида, я никогда не думал отвечать на них; моей заботой было, как выдержать удар, который непременно последует за оскорблением.
+
+«Что вы делали за занавеской?» — спросил он.
+
+«Я читал».
+
+«Покажи книгу».
+
+Я вернулся к окну и взял его оттуда.
+
+«Ты не имеешь права брать наши книги; ты иждивенец, говорит мама; у тебя нет денег; твой отец ничего тебе не оставил; ты должен просить милостыню, а не жить здесь с детьми джентльменов, как мы, и есть ту же пищу, что и мы, и носить одежду за счет нашей мамы. Теперь я научу тебя рыться в моих книжных полках: ведь они мои; весь дом принадлежит мне или будет принадлежать мне через несколько лет. Иди и встань у двери, подальше от зеркала и окон».
+
+Я так и сделал, не сразу поняв, каковы его намерения; но когда я увидел, как он поднял и занес книгу и встал, чтобы швырнуть ее, я инстинктивно отшатнулся в сторону с криком тревоги: однако, недостаточно скоро; том был отброшен, он ударил меня, и я упал, ударившись головой о дверь и порезав ее. Порез кровоточил, боль была острой: мой ужас миновал свою кульминацию; на смену пришли другие чувства.
+
+«Злой и жестокий мальчишка!» — сказал я. «Ты как убийца, ты как надсмотрщик над рабами, ты как римские императоры!»
+
+Я прочитал «Историю Рима» Голдсмита и составил свое мнение о Нероне, Калигуле и т. д. Кроме того, я провел параллели в тишине, о которых никогда не думал, что смогу высказать их вслух.
+
+"Что! что!" - закричал он. "Она мне это сказала? Вы слышали, Элиза и Джорджиана? Разве я не скажу маме? Но сначала..."
+
+Он бросился на меня стремглав: я почувствовал, как он схватил меня за волосы и за плечо: он сжался с отчаянием. Я действительно увидел в нем тирана, убийцу. Я почувствовал, как капля или две крови из моей головы потекли по шее, и ощутил довольно острые страдания: эти ощущения на время преобладали над страхом, и я встретил его в неистовом виде. Я не очень хорошо знаю, что я делал своими руками, но он окликнул меня: «Крыса! Крыса!» и громко заорал. Помощь была рядом с ним: Элиза и Джорджиана побежали за миссис Рид, которая ушла наверх: теперь она появилась на сцене, за ней следовали Бесси и ее служанка Эббот. Нас разлучили: я услышал слова —
+
+«Боже мой! Боже мой! Какая ярость — наброситься на Мастера Джона!»
+
+«Видел ли кто-нибудь когда-нибудь такую картину страсти!»
+
+Затем миссис Рид добавила:
+
+«Отведите ее в красную комнату и заприте ее там». На меня тут же наложили четыре руки и понесли наверх.

src/content/posts/example/The Murders in the Rue Morgue-en.md

@@ -0,0 +1,48 @@
+---
+title: Убийства на улице Морг
+published: 1841-04-05
+tags: ["Edgar Allan Poe", "Classic Literature"]
+lang: en
+---
+
+Residing in Paris during the spring and part of the summer of 18--, I there became acquainted with a Monsieur C. Auguste Dupin. This young gentleman was of an excellent -- indeed of an illustrious family, but, by a variety of untoward events, had been reduced to such poverty that the energy of his character succumbed beneath it, and he ceased to bestir himself in the world, or to care for the retrieval of his fortunes. By courtesy of his creditors, there still remained in his possession a small remnant of his patrimony; and, upon the income arising from this, he managed, by means of a rigorous economy, to procure the necessaries of life, without troubling himself about its superfluities. Books, indeed, were his sole luxuries, and in Paris these are easily obtained.
+
+Our first meeting was at an obscure library in the Rue Montmartre, where the accident of our both being in search of the same very rare and very remarkable volume, brought us into closer communion. We saw each other again and again. I was deeply interested in the little family history which he detailed to me with all that candor which a Frenchman indulges whenever mere self is his theme. I was astonished, too, at the vast extent of his reading; and, above all, I felt my soul enkindled within me by the wild fervor, and the vivid freshness of his imagination. Seeking in Paris the objects I then sought, I felt that the society of such a man would be to me a treasure beyond price; and this feeling I frankly confided to him. It was at length arranged that we should live together during my stay in the city; and as my worldly circumstances were somewhat less embarrassed than his own, I was permitted to be at the expense of renting, and furnishing in a style which suited the rather fantastic gloom of our common temper, a time-eaten and grotesque mansion, long deserted through superstitions into which we did not inquire, and tottering to its fall in a retired and desolate portion of the Faubourg St. Germain.
+
+Had the routine of our life at this place been known to the world, we should have been regarded as madmen --although, perhaps, as madmen of a harmless nature. Our seclusion was perfect. We admitted no visitors. Indeed the locality of our retirement had been carefully kept a secret from my own former associates; and it had been many years since Dupin had ceased to know or be known in Paris. We existed within ourselves alone.
+
+It was a freak of fancy in my friend (for what else shall I call it?) to be enamored of the Night for her own sake; and into this bizarrerie, as into all his others, I quietly fell; giving myself up to his wild whims with a perfect abandon. The sable divinity would not herself dwell with us always; but we could counterfeit her presence. At the first dawn of the morning we closed all the messy shutters of our old building; lighting a couple of tapers which, strongly perfumed, threw out only the ghastliest and feeblest of rays. By the aid of these we then busied our souls in dreams --reading, writing, or conversing, until warned by the clock of the advent of the true Darkness. Then we sallied forth into the streets, arm in arm, continuing the topics of the day, or roaming far and wide until a late hour, seeking, amid the wild lights and shadows of the populous city, that infinity of mental excitement which quiet observation can afford.
+
+At such times I could not help remarking and admiring (although from his rich ideality I had been prepared to expect it) a peculiar analytic ability in Dupin. He seemed, too, to take an eager delight in its exercise --if not exactly in its display --and did not hesitate to confess the pleasure thus derived. He boasted to me, with a low chuckling laugh, that most men, in respect to himself, wore windows in their bosoms, and was wont to follow up such assertions by direct and very startling proofs of his intimate knowledge of my own. His manner at these moments was frigid and abstract; his eyes were vacant in expression; while his voice, usually a rich tenor, rose into a treble which would have sounded petulantly but for the deliberateness and entire distinctness of the enunciation. Observing him in these moods, I often dwelt meditatively upon the old philosophy of the Bi-Part Soul, and amused myself with the fancy of a double Dupin --the creative and the resolvent.
+
+Let it not be supposed, from what I have just said, that I am detailing any mystery, or penning any romance. What I have described in the Frenchman, was merely the result of an excited, or perhaps of a diseased intelligence. But of the character of his remarks at the periods in question an example will best convey the idea.
+
+We were strolling one night down a long dirty street, in the vicinity of the Palais Royal. Being both, apparently, occupied with thought, neither of us had spoken a syllable for fifteen minutes at least. All at once Dupin broke forth with these words:
+
+"He is a very little fellow, that's true, and would do better for the Théâtre des Variétés."
+
+"There can be no doubt of that," I replied unwittingly, and not at first observing (so much had I been absorbed in reflection) the extraordinary manner in which the speaker had chimed in with my meditations. In an instant afterward I recollected myself, and my astonishment was profound.
+
+"Dupin," said I, gravely, "this is beyond my comprehension. I do not hesitate to say that I am amazed, and can scarcely credit my senses. How was it possible you should know I was thinking of ___ ?" Here I paused, to ascertain beyond a doubt whether he really knew of whom I thought.
+
+___ "of Chantilly," said he, "why do you pause? You were remarking to yourself that his diminutive figure unfitted him for tragedy."
+
+This was precisely what had formed the subject of my reflections. Chantilly was a quondam cobbler of the Rue St. Denis, who, becoming stage-mad, had attempted the rôle of Xerxes, in Crébillon's tragedy so called, and been notoriously Pasquinaded for his pains.
+
+"Tell me, for Heaven's sake," I exclaimed, "the method --if method there is --by which you have been enabled to fathom my soul in this matter." In fact I was even more startled than I would have been willing to express.
+
+"It was the fruiterer," replied my friend, "who brought you to the conclusion that the mender of soles was not of sufficient height for Xerxes et id genus omne."
+
+"The fruiterer! --you astonish me --I know no fruiterer whomsoever."
+
+"The man who ran up against you as we entered the street --it may have been fifteen minutes ago."
+
+I now remembered that, in fact, a fruiterer, carrying upon his head a large basket of apples, had nearly thrown me down, by accident, as we passed from the Rue C___ into the thoroughfare where we stood; but what this had to do with Chantilly I could not possibly understand.
+
+There was not a particle of charlatanerie about Dupin. "I will explain," he said, "and that you may comprehend all clearly, we will first retrace the course of your meditations, from the moment in which I spoke to you until that of the rencontre with the fruiterer in question. The larger links of the chain run thus --Chantilly, Orion, Dr. Nichols, Epicurus, Stereotomy, the street stones, the fruiterer."
+
+There are few persons who have not, at some period of their lives, amused themselves in retracing the steps by which particular conclusions of their own minds have been attained. The occupation is often full of interest; and he who attempts it for the first time is astonished by the apparently illimitable distance and incoherence between the starting-point and the goal. What, then, must have been my amazement when I heard the Frenchman speak what he had just spoken, and when I could not help acknowledging that he had spoken the truth. He continued:
+
+"We had been talking of horses, if I remember aright, just before leaving the Rue C___. This was the last subject we discussed. As we crossed into this street, a fruiterer, with a large basket upon his head, brushing quickly past us, thrust you upon a pile of paving-stones collected at a spot where the causeway is undergoing repair. You stepped upon one of the loose fragments, slipped, slightly strained your ankle, appeared vexed or sulky, muttered a few words, turned to look at the pile, and then proceeded in silence. I was not particularly attentive to what you did; but observation has become with me, of late, a species of necessity.
+
+"You kept your eyes upon the ground --glancing, with a petulant expression, at the holes and ruts in the pavement, (so that I saw you were still thinking of the stones,) until we reached the little alley called Lamartine, which has been paved, by way of experiment, with the overlapping and riveted blocks. Here your countenance brightened up, and, perceiving your lips move, I could not doubt that you murmured the word 'stereotomy,' a term very affectedly applied to this species of pavement. I knew that you could not say to yourself 'stereotomy' without being brought to think of atomies, and thus of the theories of Epicurus; and since, when we discussed this subject not very long ago, I mentioned to you how singularly, yet with how little notice, the vague guesses of that noble Greek had met with confirmation in the late nebular cosmogony, I felt that you could not avoid casting your eyes upward to the great nebula in Orion, and I certainly expected that you would do so. You did look up; and I was now assured that I had correctly followed your steps. But in that bitter tirade upon Chantilly, which appeared in yesterday's 'Musée,' the satirist, making some disgraceful allusions to the cobbler's change of name upon assuming the buskin, quoted a Latin line about which we have often conversed. I mean the line

src/content/posts/example/The Murders in the Rue Morgue-es.md

@@ -0,0 +1,48 @@
+---
+title: Los crímenes de la calle Morgue
+published: 1841-04-05
+tags: ["Edgar Allan Poe", "Literatura Clásica"]
+lang: es
+---
+
+Residiendo en París durante la primavera y parte del verano de 18..., conocí a un tal Monsieur C. Auguste Dupin. Este joven caballero pertenecía a una familia excelente, incluso ilustre, pero, debido a diversos acontecimientos adversos, se había visto reducido a tal pobreza que la energía de su carácter se vio debilitada por ella, y dejó de moverse en el mundo y de preocuparse por recuperar su fortuna. Por cortesía de sus acreedores, aún conservaba un pequeño remanente de su patrimonio; y, con los ingresos que de él obtenía, se las arreglaba, mediante una rigurosa economía, para procurarse lo necesario para la vida, sin preocuparse por lo superfluo. Los libros, de hecho, eran su único lujo, y en París se consiguen fácilmente.
+
+Nuestro primer encuentro fue en una biblioteca desconocida de la Rue Montmartre, donde la casualidad de que ambos buscáramos el mismo libro, rarísimo y extraordinario, nos acercó a una comunión más estrecha. Nos vimos una y otra vez. Me interesó profundamente la breve historia familiar que me detalló con toda esa franqueza con la que se entrega un francés cuando se trata de sí mismo. Me asombró también la vastedad de sus lecturas; y, sobre todo, sentí que mi alma se encendía en mí por el fervor salvaje y la vívida frescura de su imaginación. Buscando en París los objetos que entonces buscaba, sentí que la compañía de un hombre así sería para mí un tesoro inestimable; y le confié este sentimiento con franqueza. Finalmente, se acordó que viviríamos juntos durante mi estancia en la ciudad. y como mis circunstancias mundanas eran algo menos embarazosas que las suyas, se me permitió alquilar y amueblar en un estilo que se ajustara a la melancolía más bien fantástica de nuestro temperamento común, una mansión grotesca y carcomida por el tiempo, abandonada hacía tiempo por supersticiones que no indagamos, y tambaleándose hacia su caída en una parte retirada y desolada del Faubourg Saint Germain.
+
+Si la rutina de nuestra vida en este lugar hubiera sido conocida por el mundo, nos habrían considerado locos, aunque, quizás, locos de naturaleza inofensiva. Nuestro aislamiento era perfecto. No admitíamos visitas. De hecho, el lugar de nuestro retiro se había mantenido cuidadosamente en secreto para mis antiguos compañeros; y habían pasado muchos años desde que Dupin había dejado de conocerse o ser conocido en París. Existíamos solos dentro de nosotros mismos.
+
+Fue un capricho de mi amigo (¿cómo llamarlo de otra manera?) enamorarse de la Noche por sí misma; y en esta rareza, como en todas las suyas, caí en silencio, entregándome a sus caprichos salvajes con total abandono. La obscura divinidad no viviría con nosotros para siempre; pero podíamos fingir su presencia. Al amanecer, cerrábamos todas las persianas desordenadas de nuestro viejo edificio; encendíamos un par de velas que, intensamente perfumadas, emitían solo los rayos más tenue y espectral. Con estas velas, entreteníamos nuestras almas en sueños: leyendo, escribiendo o conversando, hasta que el reloj nos advertía de la llegada de la verdadera Oscuridad. Entonces salíamos a las calles, del brazo, continuando con los temas del día, o vagando por todas partes hasta altas horas de la madrugada, buscando, entre las luces y sombras inquietas de la populosa ciudad, esa infinita excitación mental que la observación serena puede proporcionar.
+
+En esos momentos no podía evitar observar y admirar (aunque por su rica idealidad ya me lo esperaba) la peculiar capacidad analítica de Dupin. Parecía, además, disfrutar enormemente de su ejercicio —si no precisamente de su exhibición— y no dudaba en confesar el placer que esto le producía. Se jactaba ante mí, con una risa sorda y burlona, de que la mayoría de los hombres, en relación con él, tenían ventanas en el pecho, y solía respaldar tales afirmaciones con pruebas directas y muy sorprendentes de su íntimo conocimiento de las mías. Su actitud en esos momentos era fría y abstracta; sus ojos tenían una expresión vacía; mientras que su voz, habitualmente un tenor potente, se elevaba a un tono agudo que habría sonado petulante de no ser por la deliberación y la absoluta claridad de su enunciación. Observándolo en estos estados de ánimo, a menudo meditaba sobre la vieja filosofía del Alma Bipartita y me divertía imaginando un doble Dupin: el creativo y el resuelto.
+
+Que no se suponga, por lo que acabo de decir, que estoy detallando un misterio ni escribiendo una novela romántica. Lo que he descrito del francés fue simplemente el resultado de una inteligencia excitada, o quizás enferma. Pero, en cuanto al carácter de sus comentarios en los períodos en cuestión, un ejemplo lo ilustrará mejor.
+
+Una noche, caminábamos por una calle larga y sucia, cerca del Palacio Real. Al parecer, ambos estábamos absortos en nuestros pensamientos, y ninguno de los dos había pronunciado una sola palabra en quince minutos. De repente, Dupin prorrumpió en estas palabras:
+
+—Es un muchacho muy pequeño, es cierto, y le iría mejor en el Théâtre des Variétés.
+
+"No cabe duda de eso", respondí sin darme cuenta, sin observar al principio (tan absorto estaba en mis reflexiones) la extraordinaria manera en que el orador había intervenido en mis meditaciones. Un instante después, recuperé la compostura, y mi asombro fue profundo.
+
+"Dupin", dije con gravedad, "esto supera mi comprensión. No dudo en decir que estoy asombrado y apenas puedo dar crédito a mis sentidos. ¿Cómo es posible que supieras que estaba pensando en ___?". Aquí hice una pausa para asegurarme, sin lugar a dudas, de si él realmente sabía en quién pensaba.
+
+—De Chantilly —dijo—, ¿por qué te detienes? Estabas pensando que su diminuta figura lo incapacitaba para la tragedia.
+
+Esto era precisamente lo que había constituido el tema de mis reflexiones. Chantilly era un antiguo zapatero de la calle St. Denis, quien, obsesionado con el teatro, había intentado el papel de Jerjes, en la llamada tragedia de Crébillon, y había sido notoriamente pasquinizado por sus esfuerzos.
+
+—¡Por Dios! —exclamé—, ¿cuál es el método —si es que existe alguno— que te ha permitido comprender mi alma en este asunto? De hecho, me sobresalté aún más de lo que hubiera querido expresar.
+
+"Fue el frutero", respondió mi amigo, "quien te hizo concluir que el remendador de suelas no tenía la altura suficiente para Jerjes et id genre omne".
+
+"¡El frutero! Me asombras. No conozco a ningún frutero."
+
+"El hombre que se topó contigo cuando entramos a la calle... puede que haya sido hace quince minutos."
+
+Ahora recordé que, de hecho, un frutero, que llevaba sobre su cabeza una gran cesta de manzanas, casi me había derribado, por accidente, cuando pasábamos de la calle C___ a la calle en la que nos encontrábamos; pero no podía entender qué tenía esto que ver con Chantilly.
+
+No había ni una pizca de charlatanería en Dupin. «Le explicaré», dijo, «y para que lo comprenda todo con claridad, primero repasaremos el curso de sus meditaciones, desde el momento en que le hablé hasta el del encuentro con el frutero en cuestión. Los eslabones más importantes de la cadena son los siguientes: Chantilly, Orión, el Dr. Nichols, Epicuro, la estereotomía, las piedras de la calle, el frutero».
+
+Pocas personas se han entretenido, en algún momento de su vida, repasando los pasos que les han permitido llegar a conclusiones particulares. Esta ocupación suele ser muy interesante; y quien la intenta por primera vez se asombra ante la distancia aparentemente ilimitada y la incoherencia entre el punto de partida y la meta. Cuál no fue, entonces, mi asombro al oír al francés decir lo que acababa de decir, y al no poder evitar reconocer que decía la verdad. Continuó:
+
+Habíamos estado hablando de caballos, si no recuerdo mal, justo antes de salir de la calle C___. Este fue el último tema que tratamos. Al cruzar a esta calle, un frutero, con una gran cesta en la cabeza, pasó rozándonos rápidamente y te empujó sobre un montón de adoquines recogidos en un lugar donde se está reparando la calzada. Pisaste uno de los fragmentos sueltos, resbalaste, te torciste un poco el tobillo, te mostraste molesto o malhumorado, murmuraste algunas palabras, te giraste para mirar el montón y luego seguiste en silencio. No presté mucha atención a lo que hacías; pero últimamente la observación se ha convertido para mí en una especie de necesidad.
+
+Mantuviste la vista fija en el suelo, observando con expresión petulante los agujeros y surcos del pavimento (de modo que vi que seguías pensando en las piedras), hasta que llegamos al callejón llamado Lamartine, pavimentado, a modo de experimento, con bloques superpuestos y remachados. En ese momento, tu rostro se iluminó y, al percibir el movimiento de tus labios, no dudé de que murmuraste la palabra «estereotomía», un término aplicado con mucha afectación a este tipo de pavimento. Sabía que no podías decirte «estereotomía» sin pensar en átomos y, por ende, en las teorías de Epicuro; y como, cuando discutimos este tema hace poco, te mencioné cuán singularmente, aunque con qué poca atención, las vagas conjeturas de ese noble griego se habían confirmado en la cosmogonía nebular tardía, presentí que no podrías evitar alzar la vista hacia la gran nebulosa de Orión, y ciertamente esperaba que lo hicieras. Miraste hacia arriba; Y ahora estaba seguro de haber seguido correctamente tus pasos. Pero en esa amarga diatriba sobre Chantilly, que apareció en el 'Musée' de ayer, el satírico, haciendo algunas vergonzosas alusiones al cambio de nombre del zapatero remendón al ponerse el coturno, citó un verso en latín sobre el que hemos conversado a menudo. Me refiero al verso

src/content/posts/example/The Murders in the Rue Morgue-ru.md

@@ -0,0 +1,48 @@
+---
+title: The Murders in the Rue Morgue
+published: 1841-04-05
+tags: ["Эдгар Аллан По", "Классическая литература"]
+lang: ru
+---
+
+Проживая в Париже весной и частью лета 18--го года, я познакомился с господином С. Огюстом Дюпеном. Этот молодой джентльмен был из превосходной, действительно, знатной семьи, но из-за множества неблагоприятных событий был доведен до такой нищеты, что энергия его характера уступила ей, и он перестал шевелиться в мире или заботиться о возвращении своего состояния. Благодаря любезности его кредиторов, в его распоряжении все еще оставался небольшой остаток его наследства; и на доход, полученный от этого, он умудрялся, посредством строгой экономии, приобретать необходимое для жизни, не беспокоясь об излишествах. Книги, действительно, были его единственной роскошью, и в Париже их легко достать.
+
+Наша первая встреча состоялась в малоизвестной библиотеке на улице Монмартр, где случайность того, что мы оба искали один и тот же очень редкий и очень замечательный том, сблизила нас. Мы виделись снова и снова. Я был глубоко заинтересован в небольшой семейной истории, которую он подробно мне рассказал со всей той откровенностью, которую француз позволяет себе, когда его темой становится только он сам. Я был также поражен обширностью его чтения; и, прежде всего, я чувствовал, как моя душа воспламеняется во мне от дикого пыла и яркой свежести его воображения. Ища в Париже то, что я тогда искал, я чувствовал, что общество такого человека будет для меня бесценным сокровищем; и это чувство я откровенно ему признал. Наконец, было решено, что мы будем жить вместе во время моего пребывания в городе; и поскольку мои житейские обстоятельства были несколько менее стесненными, чем его собственные, мне было разрешено за свой счет снять и обставить в стиле, который соответствовал бы довольно фантастической мрачности нашего общего нрава, изъеденный временем и нелепый особняк, давно заброшенный из-за суеверий, в которые мы не вдавались, и находящийся на грани своего падения в уединенной и заброшенной части предместья Сен-Жермен.
+
+Если бы распорядок нашей жизни в этом месте был известен миру, нас бы считали безумцами — хотя, возможно, безумцами безобидного характера. Наше уединение было совершенным. Мы не допускали посетителей. Действительно, место нашего уединения тщательно хранилось в тайне от моих бывших коллег; и прошло много лет с тех пор, как Дюпен перестал знать или быть известным в Париже. Мы существовали только внутри себя.
+
+Это была причуда моего друга (как еще это назвать?) — быть очарованным Ночью ради нее самой; и в эту странность, как и во все его другие, я тихо впал, отдаваясь его диким прихотям с полной самоотдачей. Черное божество само по себе не пребывало с нами вечно; но мы могли подделывать ее присутствие. На рассвете мы закрыли все грязные ставни нашего старого здания; зажгли пару свечей, которые, сильно надушенные, отбрасывали только самые жуткие и слабые лучи. С их помощью мы затем занимали наши души мечтами — чтением, письмом или разговорами, пока часы не предупреждали о наступлении истинной Тьмы. Затем мы выходили на улицы, рука об руку, продолжая темы дня или бродя далеко и широко до позднего часа, ища среди диких огней и теней многолюдного города ту бесконечность умственного возбуждения, которую может дать спокойное наблюдение.
+
+В такие моменты я не мог не заметить и не восхититься (хотя по его богатой идеальности я был готов этого ожидать) особой аналитической способностью Дюпена. Он, казалось, также получал горячее удовольствие от ее проявления — если не от ее демонстрации — и не колебался, признаваясь в удовольствии, которое таким образом получал. Он хвастался мне, с тихим посмеивающимся смехом, что большинство мужчин, по отношению к нему, носят окна в своих грудях, и имел обыкновение сопровождать такие утверждения прямыми и весьма поразительными доказательствами своего близкого знания моих собственных. Его манера в эти моменты была холодной и отвлеченной; его глаза были пусты в выражении; в то время как его голос, обычно глубокий тенор, поднимался до дисканта, который звучал бы раздражительно, если бы не преднамеренность и полная отчетливость высказывания. Наблюдая его в таких настроениях, я часто размышлял над старой философией Двусоставной Души и развлекал себя фантазией о двойном Дюпене — творческом и решающем.
+
+Пусть не думают, исходя из того, что я только что сказал, что я подробно излагаю какую-то тайну или пишу какой-то роман. То, что я описал во французе, было просто результатом возбужденного или, может быть, больного интеллекта. Но о характере его замечаний в рассматриваемые периоды лучше всего расскажет пример.
+
+Однажды ночью мы прогуливались по длинной грязной улице, неподалеку от Пале-Рояля. Оба, очевидно, были заняты мыслями, и ни один из нас не произнес ни слова в течение по крайней мере пятнадцати минут. Вдруг Дюпен разразился такими словами:
+
+«Он очень маленький, это правда, и больше подошел бы Театру Варьете».
+
+«В этом не может быть никаких сомнений», — невольно ответил я, не сразу заметив (настолько я был погружен в размышления) необычайную манеру, в которой оратор вмешался в мои размышления. Мгновение спустя я опомнился, и мое изумление было глубоким.
+
+«Дюпен», — сказал я серьезно, — «это выше моего понимания. Я не колеблясь скажу, что я поражен и едва могу поверить своим чувствам. Как вы могли знать, что я думаю о ___?» Здесь я сделал паузу, чтобы удостовериться без сомнения, действительно ли он знает, о ком я думаю.
+
+___ «Шантийи, — сказал он, — почему вы остановились? Вы заметили про себя, что его миниатюрная фигура не подходила для трагедии».
+
+Именно это и стало предметом моих размышлений. Шантильи был бывшим сапожником с улицы Сен-Дени, который, помешавшись на сцене, попытался сыграть роль Ксеркса в так называемой трагедии Кребийона и был за это печально известен как пасквилянт.
+
+«Скажите мне, ради Бога», — воскликнул я, «метод — если метод вообще существует, — с помощью которого вы смогли проникнуть в мою душу в этом вопросе». На самом деле я был поражен даже больше, чем мог бы выразить.
+
+«Это торговец фруктами, — ответил мой друг, — привел тебя к выводу, что мастер по починке подошв недостаточно высок для Ксеркса и всего рода».
+
+«Торговец фруктами! — вы меня удивляете — я вообще не знаю ни одного торговца фруктами».
+
+«Мужчина, который столкнулся с вами, когда мы вышли на улицу, — это произошло, возможно, минут пятнадцать назад».
+
+Теперь я вспомнил, что, действительно, торговец фруктами, несший на голове большую корзину яблок, чуть не сбросил меня случайно, когда мы проходили с улицы С___ на улицу, где стояли; но какое отношение это имело к Шантильи, я никак не мог понять.
+
+В Дюпене не было ни капли шарлатанства. «Я объясню», — сказал он, — «и чтобы вы могли все ясно понять, мы сначала проследим ход ваших размышлений с момента, когда я говорил с вами, до момента встречи с торговцем фруктами, о котором идет речь. Более крупные звенья цепи выглядят следующим образом: Шантильи, Орион, доктор Николс, Эпикур, Стереотомия, уличные камни, торговец фруктами».
+
+Мало кто в какой-то период своей жизни не развлекался, прослеживая шаги, по которым были достигнуты определенные выводы их собственного ума. Занятие часто полно интереса; и тот, кто пробует его впервые, изумляется, по-видимому, безграничному расстоянию и непоследовательности между отправной точкой и целью. Каково же было мое изумление, когда я услышал, как француз говорит то, что он только что сказал, и когда я не мог не признать, что он сказал правду. Он продолжал:
+
+«Мы говорили о лошадях, если я правильно помню, как раз перед тем, как покинуть улицу С___. Это была последняя тема, которую мы обсуждали. Когда мы перешли на эту улицу, торговец фруктами с большой корзиной на голове, быстро проскочив мимо нас, толкнул вас на кучу булыжников, собранных в том месте, где дамба ремонтируется. Вы наступили на один из свободных фрагментов, поскользнулись, слегка растянули лодыжку, выглядели рассерженными или угрюмыми, пробормотали несколько слов, повернулись, чтобы посмотреть на кучу, а затем продолжили путь молча. Я не был особенно внимателен к тому, что вы делали; но наблюдение стало для меня в последнее время своего рода необходимостью.
+
+«Вы не отрывали глаз от земли, с раздражением поглядывая на ямки и выбоины на мостовой (так что я видел, что вы все еще думаете о камнях), пока мы не достигли маленького переулка под названием Ламартин, который был вымощен, в порядке эксперимента, наложенными друг на друга и скрепленными заклепками блоками. Здесь ваше лицо просветлело, и, заметив движение ваших губ, я не мог сомневаться, что вы пробормотали слово «стереотомия», термин, весьма напыщенно применяемый к этому виду мостовой. Я знал, что вы не могли сказать себе «стереотомия», не вспомнив об атомах и, таким образом, о теориях Эпикура; и поскольку, когда мы обсуждали этот предмет не так давно, я упомянул вам, как необычайно, но как мало внимания, смутные догадки этого благородного грека нашли подтверждение в поздней туманной космогонии, я чувствовал, что вы не могли не поднять свой взор вверх, к большой туманности в Орионе, и я, конечно, ожидал, что Вы бы так и сделали. Вы посмотрели; и теперь я был уверен, что правильно следовал вашим шагам. Но в той горькой тираде о Шантильи, которая появилась во вчерашнем «Музее», сатирик, делая несколько постыдных намеков на смену сапожником имени при надевании котурнов, процитировал латинскую строку, о которой мы часто говорили. Я имею в виду строку

src/styles/heti.css

@@ -107,6 +107,9 @@
 .heti:not(:lang(zh)):not(:lang(zh-TW)):not(:lang(ja)):not(:lang(ko)) {
 	letter-spacing:0
 }
+.heti:not(:lang(zh)):not(:lang(zh-TW)):not(:lang(ja)):not(:lang(ko)) {
+  line-height: 1.3;
+}
 .heti a,.heti abbr,.heti code,.heti heti-spacing,.heti [lang=en-US] {
 	letter-spacing:normal
 }